Времена перемен для историка особенно интересны тем, что дают дальний обзор: из них хорошо видны и прежние традиции, которые теперь ломаются, перестраиваются, и те пока ещё новаторские разработки, которые станут традициями в будущем. Для японоведов один из таких рубежных веков — это эпоха Камакура (1192–1333), времена первого сёгуната. По размаху и глубине преобразований эти полтора столетия можно сравнить со временем становления древнего японского государства в VII–VIII вв. (эпохи Асука и Нара) или с эпохой Мэйдзи (вторая половина XIX в. – начало XX в.), когда в Японии начата была модернизация по западным образцам.

В эпоху Камакура после междоусобных войн второй половины XII в. наряду с государевым двором, ослабевшим, но не утратившим авторитета, возникает новый центр власти — воинское правительство во главе с сёгуном. В источниках этого времени впервые выстраивается подробная картина японского востока с его воинской культурой, во многих чертах отличной от придворно-чиновничьей столичной культуры. И в целом на страницы письменных памятников попадает многое из того, что прежде не считалось достойным внимания: жизнь воинов, их воззрения на мир, их верования и убеждения, а отчасти также и жизнь простолюдинов.

На вторую половину XIII в. приходится и ещё одно важнейшее событие: впервые за много веков стране угрожает нашествие чужеземцев — монгольское завоевание. С IX в. и до конца XII в. связи с материком были слабыми, Япония тяготела к самодостаточности, довольствуясь тем, что было заимствовано из Кореи и Китая раньше, в VII–VIII вв. На рубеже XII–XIII вв. интерес к материковым традициям снова начинает расти: как и в древности, образцы для строительства обновлённого государства японцы ищут на материке. Потом Японии поневоле приходится заново учиться защищаться от внешнего врага, и хотя само нашествие удалось отразить, подготовка к обороне во многом изменила сёгунат. Отчасти благодаря ей сам образ воинского правления укрепился на последующие века, отчасти же именно её итоги привели к смутам начала XIV в. и свержению камакурского правительства.

Буддийские храмы и святилища богов ками в годы междоусобиц XII в. и после них начинают записывать такие наставления, которые прежде передавались лишь изустно и, как казалось, не нуждались в записи. Пожалуй, в первый раз в истории Японии хрупкость традиции осознаётся так ясно: исчезнуть может всё, в том числе и самое священное, и наоборот, самое привычное, повторяемое из года в год на обрядах или в учебных залах. К эпохе Камакура относятся первые книги жреческих наставлений Исэ — главного святилища, где почитали Солнечную богиню Аматэрасу, прародительницу государей. И в эту же эпоху в буддийских школах было составлено множество учебников и справочников для начинающих, несколько обзоров истории буддизма, сборников храмовых преданий и рассказов о выдающихся учителях прошлых веков.

Вместе с тем, в конце XII в. и в XIII в. — опять-таки впервые — звучат голоса проповедников, готовых отвергнуть все прежние учения и обряды: как негодные для наступившего «злого века» или как изначально бессмысленные. Сразу несколько новых движений в японском буддизме выступают за выбор одной-единственной простой веры и одного пути действия. Из тех, кто привык молиться будде Амида о благой посмертной участи, некоторые теперь учат надеяться на помощь одного лишь этого будды, не полагаясь ни на собственные силы, ни на других будд, ни на богов. Ревностные приверженцы «созерцания», дзэн, говорят, что только оно позволяет человеку стать буддой, а на книги и на обряды в этом деле рассчитывать бесполезно. Среди почитателей «Лотосовой сутры» — давно уже чтимой в Японии буддийской книги о спасении для всех и для каждого, — выделяется община, готовая бороться не на жизнь а на смерть со всеми, кто не признаёт эту сутру главной и единственно-истинной.

Против этих новых движений выступают те, кто хотел бы в век перемен сохранить многообразие учений, верований и обрядов. И дело не сводится к одной только критике, хотя и ей посвящено немало текстов: трактаты с подробным разбором новых учений, прошения к мирским властям с просьбой запретить подрывные проповеди, рассказов, где на житейских примерах показана невозможность одного руководства на любые случаи жизни. Почти все прежние школы так или иначе обновляются, многие заново излагают свои учения в более простом виде, доступном не только для монахов, но и для мирян.

Мы рассмотрим шесть направлений японской мысли эпохи Камакура - на наш взгляд, особенно интересных.

Во-первых, это учения о том, какой должна быть буддийская община, как следует жить монахам и монахиням, мирянам и мирянкам, чтобы по праву называть себя учениками Будды. Ответить на эти вопросы и на деле возродить общину пытаются монахи Дзитихан и Дзё:кэй в XII в. Затем их дело продолжает монах Мё:э на рубеже XII–XIII вв., дополняя учение об общине наставлениями о простом обряде для всех. И по-настоящему широко движение за «возрождение уставов и заповедей» разворачивают в середине XIII в. монах Эйдзон, его ученики и ученицы.

Во-вторых, это учения об исключительном почитании будды Амида и его Чистой земли. В конце XII в. монах Хо:нэн выступает с небывалой проповедью — в здешнем помрачённом мире спастись невозможно, остаётся лишь молиться о возрождении в Чистой земле, признав безнадёжность всяких других усилий. На протяжении всего XIII в. этот подход критикуют приверженцы разных школ, в том числе и амидаисты, привыкшие совмещать молитвы о возрождении с другими видами подвижничества. Отвечая гонителям, Синран доказывает, что его учитель Хо:нэн был ближе к учению Будды и прежних наставников, чем это кажется. Сам Синран выбирает путь одной лишь веры и не считает себя ни монахом, ни мирянином. А во второй половине XIII в. проповедник Иппэн, не отрицая других учений, всё же настаивает, что будда Амида уже спас всех, — и пытается донести эту весть до каждого из людей.

В-третьих, это учения о созерцании, прежде знакомые японцам, но теперь заново перенятые от китайских наставников. Одна из ветвей этой традиции, школа Риндзай, в XIV–XVI вв. займёт место государственного буддийского учения — при втором сёгунате, в эпоху Муромати. Другая ветвь, школа Со:то:, и в XIII в., и позже долгое время будет иметь сравнительно немного приверженцев, зато её продолжатели в XX в. принесут японскому «дзэн-буддизму» мировую славу. Мы постараемся проследить, как понимал подвижничество основатель школы Со:то:, монах До:гэн, как ему удавалось совмещать отказ от «опоры на письменные знаки» с глубоким почитанием «Лотосовой сутры» и какое место в его наставлениях занимали прежние учителя созерцания — индийские и китайские.

В-четвёртых, это учение школы Тэндай, знаменитой своим весьма терпимым отношением к нарушителям уставов — а также своим стремлением охватить все разделы буддийской теории и практики, дать монахам полный набор знаний, надобных для служения стране. Особенно близко связанная с государевым двором и всем прежним устройством японского государства, эта школа в эпоху Камакура пытается оставаться главным оплотом буддийской учёности. В XII в. и в начале XIII в. в ней идёт запись устных наставлений, появляются учебники, словари, руководства для мирян. В XIII в. монахи-книжники Тэндай много внимания уделяют «поглощающей критике» новых движений, показывая, что все учения о Чистой земле, о созерцании и об исключительном почитании «Лотосовой сутры» вырастают из рассуждений наставников Тэндай. Объединить всевозможные теоретические и прикладные учения, изложить их на основе единого подхода позволяет принятая в этой школе установка на «исконную просветлённость» любого существа. В ней особенно чётко выразились черты, присущие всей японской традиции: терпимость к разномыслию, умение найти истину в любом заблуждении, увидеть «природу будды» в чём угодно, будь то человек или зверь, растение или камень, рукотворная вещь или умозрительный образ.

В-пятых, это учение об исключительном почитании «Лотосовой сутры». Мы рассказываем о нём после очерка о школе Тэндай, потому что оно с этой школой связано ещё теснее, чем традиции амидаизма и дзэн. Основатель этого учения, монах Нитирэн, именно себя, а не современных ему монахов Тэндай, считает настоящим преемником традиции Тэндай. При этом его проповедь во множестве даёт примеры того, чего, как принято считать, «в Японии не было», по крайней мере, до знакомства с культурами Запада: решимости умирать за свою веру и истреблять инаковерующих, убеждения, что всей стране лучше погибнуть, чем следовать ложным учениям.

В-шестых, это учения о богах ками и о самой Японии как «божественной стране». Отчасти такие учения и до эпохи Камакура передавались изустно, отдельные их положения можно найти в письменных текстах начиная с VIII в.: в летописях, уложениях о государственном обряде, в рассуждениях о поэзии и других. Однако разработки учения синтоизма как такового появляются лишь в конце XII в. Одни из них составлены буддийскими монахами — что и неудивительно, ведь к этому времени в Японии давно уже закрепилось совместное почитание богов и будд. Другие принадлежат жрецам крупных святилищ, прежде всего, Исэ. Мы будем говорить о жреческих книгах, которые будто бы содержат древние знания, «заново открытые» в XIII в., и о первых авторах-жрецах, рассуждавших от своего имени: о наставниках из рода Ватараи.